лгбт-пропаганда
данное издание (зин) пропагандирует нетрадиционные сексуальные отношения и любовь противоречащие российским духовно-нравственным ценностям и признанные экстремистскими на территории российской федерации. распространение экстремистских материалов преследуется по закону. будьте осторожны

(нажмите чтобы продолжить)
распространить:
, , ,

Мы — ковен

Lüba • 11 апреля 2025

Ведьмовство и квирность как практики сопротивления

«Теперь, когда их ненависть гремит во весь голос —
я становлюсь опасной.

Возьми всё, что тебе нужно.
Заботься о тех, кто рядом.
Зажги свечу.
И бей нациста»

Ким Бёкбиндер, Ритуал в темноте

I. Пламя

Я снова и снова задаю себе вопрос: почему? Почему кто-то искренне верит, что за квир людьми стоит мощное лобби, мировое правительство, сатана в черных обличьях? Почему начинается охота на тех, кто просто хочет жить — и радоваться жизни? Почему в прошлом тех, кто выделялся, объявляли ведьмами и сжигали на кострах? Почему тело становится полем битвы — и чьей?

Теорий много. Я держусь за три. Одна — о контроле. Другая — о страхе. Третья — о восхищении.

Раз.

Сильвия Федеричи в «Калибане и ведьме» пишет: ведьма — это коммуна. Это свобода. А значит, это угроза. Ведьма лечит, шепчет, держит за руку, знает названия трав. Она выходит за пределы системы, она вне товарно-денежных отношений, вне послушания, вне схем. Это тело, которое нельзя поработить — значит, его надо уничтожить.

«Тело для женщины в капиталистическом обществе — это то, чем фабрика была для рабочего мужчины: главная точка эксплуатации».

Так разрывали солидарность. Так порабощали земли. Так строили мир без ведьм — но с новыми стенами.

Два.

Эмили Остер пишет о погоде, кризисах, гейпанике. Охота на ведьм — это способ найти виноватую в любом внешнем потрясении. У каждой беды — лицо ведьмы. Независимой. Одинокой. Иной. На уже готовый страх перед «иным» легко накладывается раздражение от неурожая, от голода, от неизвестности. Ведь всегда проще найти лицо, чем за бедой увидеть систему.

Три.

Человека одновременно тянет и пугает граница. Пограничные состояния: между жизнью и смертью, между сном и явью, между рассудком и безумием, между своим и чужим.

Ведьмы всегда были на границе.

Делёз и Гваттари называют ведьм и колдунов аномалией, существами на кромке поля и леса. «Они существуют на границе, и, как аномалия, сами являются границей. Или же можно сказать, что граница проходит через их тела».

Гендер — тоже граница. Квирность — не просто её нарушение, а разрыв и растворение.

Немыслимо — чтобы женщина любила женщину.

Невозможно — отказаться от бинарности.

Это чарует. Это пугает.

Квирность — манифестация — не принадлежности, а разрыва. Не про нарушение правил, а про выбор не жить по ним вовсе.

Аномалия. Манифест. Пламя.

II. Ненависть

Я вспоминаю Крамера. Его Malleus Maleficarum, «Молот ведьм». Теологический фанфик о женской власти, написанный мизогином, которого не слушали даже в его монашеском ордене.

По Крамеру, женщины виноваты во всём: они падки на сатанинские соблазны, чрезмерно чувственны, провоцируют войны, сеют хаос, вызывают катастрофы.

А ведьмы — квинтэссенция всего женского — вдобавок ещё и крадут пенисы. Самым наглым образом.

«Ведьмы… иногда собирают мужские органы в большом количестве, до двадцати или тридцати членов вместе, и кладут их в птичье гнездо или закрывают в коробке, где они двигаются, как живые члены, и едят овес и кукурузу».

(Если ведьма с такими скиллами читает это эссе — умоляю, напиши в любую транс-инициативу. Серьёзно. Такой талант квир-сообщество точно заценит.)

Я читаю это — и понимаю: ничего не изменилось. Где-то на телеканале «СПАС» вещают на полном серьёзе о «киевских ведьмах» и «гей-национализме». На съездах «отцов» записывают обращения с призывами преследовать «феминистские группировки», якобы разрушающие семьи. (Не с помощью ли кражи пенисов, господа?)

Я думаю: неужели это всё ещё тот же огонь? Те же костры, только с другим персонами на трибунах.

Летом, в Госдуме, круглый стол. Ученые, чиновники, деловитые мужчины. Тема: «сатанизм и разрушение традиций». Понятие «сатанизма» у них — удивительно широкое: Big Pharma, чайлдфри, транс-люди, Евросоюз, бойцы ВСУ, ваххабиты, марксисты, участники ЛГБТ-движения, квадроберы.

И всё это — угроза национальной безопасности.

Ненависть — это древний язык власти. На нём писали приговоры ведьмам. На нём вещают проповедники и тогда и сегодня.

III. Память

Они оставили нам свидетельства. Парадоксальным образом — именно чиновники, палачи, охранители морали, сохранили следы — в дотошных протоколах борьбы с инакомыслием. Так мы узнаем историю Элено де Сеспедес — испанского хирурга и солдата XVI века, чья гендерная идентичность и сексуальность стали предметом разбирательства испанской инквизиции.​

Элено родился женщиной. Родился рабом. Потом вступил в брак с мужчиной, стал солдатом — участвовал в Альпухарском восстании. Позже — стал первым лицензированным хирургом Испании. Затем — женился на женщине.

Инквизиция не знала, как назвать его. Поэтому обвинила во всём: в содомии, колдовстве, трансвестизме, двоебрачии. Приговор: 200 ударов розгами и 10 лет службы в госпитале — в женском платье. Транс-человек XVI века, до терминов, до теорий; просто человек, который хотел жить свободно и счастливо.

Они хотели стереть нас. Но вместо этого — вписали в историю. Благодаря процессам, доносам, судебным актам — остались свидетельства. Между строк: имена, гендеры, тела, жизни, что не влезали в четкие границы.

IV. Ритуалы

Я думаю о слове «пидор», о слове «шлюха», о слове «ведьма».

Думаю о том, как мы смеёмся в лицо ненависти. Как забираем оскорбления и превращаем их в знаки силы. Мы возвращаем ведьму как имя. Как знамя. Как заклинание.

«Любят они себя называть „ведьмами“ ради эпатажа и считая, что ведьмы — это женщины, которые несли просвещение и знание в народ», —

пишет в дневнике Татьяна Горичева, разочарованная тем, что среди советских феминисток нашлось мало интереса к христианству.

Мы теряем церковь, теряем дом, теряем безопасность, и потому обращаемся к магии.

Через ведьмовство — возвращаем друг друга. Кристен Дж. Солле, авторка «Ведьмы, шлюхи, феминистки», пишет о ведьмовстве как о личной и политической практике — особенно для женщин, квир-людей и маргинализированных тел.

«Те, кто превращает боль в исцеление и красоту, преодоление и сообщество, напоминают нам: нет единственно верного способа сопротивления — есть лишь необходимость сопротивляться».

Это — ключ. От ковенов Madonna Oriente до бегинок в средневековой Европе — ведьмы всегда заботились о своих. Чтобы никто не остался голодным. Чтобы урожай был защищён. Чтобы все были пьяны, сыты и вместе смеялись у костра. Ведьма — это новая форма спиритуальности. И новая форма семьи.

Квир-семья — это семья, собранная вопреки нормам. Ковен — это духовное сообщество, построенное вне институций.

Фейри открывают кофейни.

Лесбиянки гадают на таро.

Радикальные ведьмы в эмиграции делают расклады на смерть Путина — тёплыми летними вечерами в не-своих квартирах не-своих городов.

Мы сами — ковен.

Мы сами — церковь.

Мы сами — дом.

Мы сами — смысл.

Мир, в котором мы живём, на полном серьёзе обсуждает ведьм и демонов, чертей в балаклавах и проклятых трансгендеров.

Так, может, это и есть наш шанс?

Взять власть — хотя бы в своей душе. Хотя бы в их страхе перед нами.

Когда ни один эксперт не может предсказать, что ещё изменится по прихоти очередного богатого мужичка,
что нам остаётся, кроме как разложить карты?

Когда рациональные аргументы не убеждают людей не голосовать против самих себя — на что надеяться, как ни на чудо?

Почему мы верим в ритуалы?

Потому что всё остальное — не сработало.

V. Ковен

Если ты уже стал мифом, врагом, демоном — почему бы не стать чудом?

Квирность — это чудо.

Быть свободным, квирным и влюблённым — это магия.

Магия — это способ выжить, магия — это то, что объединяет ведьму и квир: жизнь вне нормы. Жизнь на границе. Жизнь вопреки.

Что может быть могущественней квирного желания?

Ты и я — колдовство. Приворот. Заклинание.

Мы трахаемся так, будто рушим империи. И, может быть, так и есть.

Соседи пишут злобные записки.

А у нас нет границ, мы — бесконечный голод и его утоление.

Бесконечно свободная, жадная, страстная квирная ебля, которая подрывает национальную безопасность — твоей страны. И моей.

И всех, кто называет нас угрозой.

Мы — угроза.

Потому что мы — воля.

Потому что мы — живы.

Потому что мы — ковен.


Использованные тексты:

Kim Boekbinder — Ritual in Darkness, в сборнике Becoming Dangerous: Witchy Femmes, Queer Conjurers, and Magical Rebels (2019)

Silvia Federici — Caliban and the Witch: Women, the Body and Primitive Accumulation (2004)

Жиль Делёз и Феликс Гваттари — Тысяча плато: Капитализм и шизофрения (Mille Plateaux, 1980)

Генрих Крамер — Молот ведьм (Malleus Maleficarum, 1486)

Stephen Hessel — Fashioning the Other, Fashioning the Self: The Inquisition v. Elena/o de Céspedes (2015)

Татьяна Горичева — Часы. Дневник (1984)