«Просто людям запретили быть»
Дани Романова • 30 ноября 2023
В 2022 году, когда в России началась мобилизация, многие столкнулись с необходимостью сделать шаг, который изменит их жизни навсегда.
Прочтите историю людей, на которых сошлись сразу несколько репрессивных софитов государства: как мужчинам им грозила мобилизация, как представителей ЛГБТ их обоих подавляло общество, как одному из них чудом удалось пересечь границу будучи военнообязанным. Мы расскажем, как им удалось выбраться практически без посторонней помощи и благодаря маленькой ошибке системы.
Для героев этого материала путь к безопасности не был лёгким, они столкнулись со множеством трудностей, но их история — это история силы, решимости и любви.
Часть I: До войны
Саша: Познакомились? Ну, это всегда весёлая история. У меня в жизни был сложный период, который длился два года. Я еле выкарабкался из него. Нужно было строить жизнь дальше, и… мне не хотелось. Тогда я решил, что поеду в Калининград.
Я был в Калининграде в 2018 году, мне там понравилось. Перед отъездом я захотел, чтобы у меня хотя бы были там знакомые или ещё круче — друзья. Но я никак не рассчитывал, что это уже будет парень. Я открыл наше это оранжевое приложение (Саша имеет в виду приложение для знакомств Grindr — Gay chat. — Прим. ред.). Включил геопозицию «Калининград», выбрал несколько симпатичных парней и написал им. Олег ответил первый, у нас завязалось общение и на то, что мне ответили остальные парни я уже не смотрел. Только с Олегом понеслось общение. Ночами напролет. Олег меня ждал целый месяц.
Олег: Вот так и понеслось. Познакомились, повстречались. У нас были отношения на расстоянии Гвардейск-Калининград. Я всё равно каждый день ездил. У нас там был свой мост, Талпак — это старый немецкий мост, очень фактурный, он уже весь проржавел и не используется, но целый абсолютно.
Саша: С него очень красивые зелёные виды.
Олег: Мы вдвоем были, ни с кем мы не контактировали больше, только с парой человек и всё. Я же не делал каминг-аут. Я решил, что не будет у меня никаких открытых отношений.
Саша: А я для себя понимал, что это вообще невозможно. Во-первых, и в-последних — это опасно. Мы переживали, что жизнь у нас хорошая — но так долго жить нельзя. Что с этим придётся что-то делать рано или поздно.
Закат на мосту вТалпаках, Калининградская обл. (фото: dit-odin)
Саша: Загвоздка в том, что я был невыездным. Это был не мой выбор, наше государство не спрашивает, чего человек хочет. В армии мне был оформлен допуск к сведениям, составляющим государственную тайну, и на меня наложено было ограничение. В армию я был призван незаконно — у меня были проблемы со здоровьем, но все знают, как у нас медкомиссии проходят. Особенно в таких маленьких населенных пунктах, как тот в котором я жил, там нет вариантов. Им надо делать план.
Олег: Там же какая история: там главное забрать. А то, что комиссовали потом — это пофиг. План-то сделан.
Саша: Это был 2018 год, я собирался поступать в магистратуру, но, к сожалению, мне этого не дали сделать. И времени тогда не было. Меня поставили перед фактом сразу после защиты диплома. Надавив, напугав. И как-то обращаться к адвокатам, тревожить семью, раздувать из этого историю… Пришлось просто смириться. Но мне повезло в том, что система дала сбой. Просто когда людям оформляют допуск — в первую очередь забирают загранник, а мой загранпаспорт каким-то чудом забыли. Я не стал самостоятельно сдавать свой паспорт. Я просто молчал, и он мне пригодился. В октябре 2022 года, когда ему уже оставался срок действия, полгода, по-моему.
Олег: Мы вообще думали, когда познакомились, что мы поедем куда-нибудь.
Саша: Причём вот это решение о том, что мы не хотим жить в России, у нас даже не было такого разговора, где бы мы сели друг с другом, и каждый спросил бы — ты хочешь вообще жить здесь? У нас это произошло само собой.
Олег: У меня были судилища по поводу квартиры, которую мне в итоге пришлось продать за бесценок. Пюс эта история с, якобы оскорблением пристава. И эти суды все проходили кошмарно. Это очень тяжело мне давалось. Это просто что-то запредельное. Не свойственные мне какие-то штуки: что я — и под уголовкой. Я же ничего не сделал! И мне никто не помогал с моими проблемами. Почему за какие то слова я должен нести уголовную ответственность, а люди, ворующие чужое имущество, не несут вообще никакой, а живут себе спокойно припеваючи?
Я понял, что эта система направлена только на репрессии. И если у тебя проблемы — это твои проблемы, ими никто не будет заниматься.
После этой истории я уже потерял всю веру в наше государство. Как выяснилось, я думал абсолютно правильно после принятия закона о гей-пропаганде среди детей — я прекрасно помню, как он принимался в 2013-м году — и я абсолютно точно понимал, что будет следующая часть и вообще эта тема станет табуирована полностью. Точно так оно и случилось потом. Так что у нас желание уехать было. Мысли уехать были.
Саша: Обоюдные, взвешенные, ценою всех прожитых лет.
Олег: Но мы не думали, что это будет так скоро. Думали, что еще у нас есть в запасе, может быть, пара лет. Но нет, пары лет не оказалось. Случилось то, что случилось 24 февраля. И я уже тогда понял, что всё — всем моим планам, всем нашим надеждам — пришел конец. Так, как мы это задумывали, ничего этого не будет, прежней жизни уже не будет.
Саша: Это будет бегство.
Часть II: Бегство
Олег: Когда началась война, естественно, у меня были мысли совсем не про то. Если бы я знал, что я буду резко покидать страну, что надо срочно-срочно тут же всё бросать — наверное, я бы не так сильно погружался в эту тему войны, переживал. Я бы занимался конкретными вещами, просто продавал бы то, что можно продать, покупал бы то, что нужно купить.
Я прекрасно понимал, что в какой-то момент границы будут закрыты.
Я пацифист, я не поддерживаю войны, и мне вообще плевать, кто там виноват, кто не виноват. Я считаю, что не надо было ничего начинать. Я считаю, что если политики не могут договориться, значит, нужно менять этих политиков. Люди не должны расплачиваться за то, что у политиков импотенция на переговорах. Я считаю, что обе стороны не умеют договариваться, но войну начала Россия… Сколько жизней загублено — это вообще отдельный вопрос. Об этом лучше даже не думать, иначе можно свихнуться.
Саша: Но не думать об этом не получается.
Олег: Я сделал визу. Думал, что мы сделаем на всякий случай визу и Саше, так как паспорт был, но нас подвели вот эти «помогалы» — визовые центры в Калининграде.
Саша: Мне вызвался визовый центр помочь собрать все документы, направить их и сопроводить полностью меня. В итоге деньги взяли, но ничего не сделали: затягивали, затягивали..
Олег: А потом правила Евросоюза поменялись. Они отменили упрощённую процедуру получения шенгенских виз и всё. В Калининграде, по крайней мере, точно было нереально что-то получить. Поляки уже тогда не давали ничего.
Саша: Плюс у паспорта маленький срок действия.
Олег: Мы поняли, что всё — поезд ушёл. А потом случилась мобилизация, и там уже выбора особо не было.
Саша: Мы сели, поговорили и решили, что Олег должен уехать уже завтра. А я решил остаться, чтобы не сбежать, а по-человечески написать заявление, отработать положенные две недели. И нормально расстаться. Но у меня была открытая антивоенная позиция, я работал по специальности своей в структуре правительства области. И иметь антивоенную позицию и работать там — это было очень тяжело.
На работе 24 февраля мы были все солидарны, невзирая на то, что это не самые лучшие люди, не самые думающие. Но это было для всех ужасно. На следующий день, буквально 25 февраля, всё изменилось как по щелчку пальцев. Люди пришли домой и, видимо, посмотрели телевизор, где им изложили всё по-другому. А потом ещё прошли планёрки, политпросвещения — люди переменились. Я не стал. Я был, конечно, очень неудобный человек. Меня сохраняли на работе только потому, что я делал такую работу, которую в принципе два человека в области умели делать, связанную со специальностью. Специальность достаточно узкая. Но все равно это косые взгляды, много кто перестал даже здороваться, меня даже в курилке избегали. Были и прямые угрозы от начальства — что лучше, мягко говоря помалкивать.
Летом массово затеяли отправлять специалистов из разных сфер в командировку на оккупированные территории. Попытались поставить у стенки: либо увольняйся, либо соглашайся на командировку. Но для меня это было абсолютно неприемлемо. Я понял, что рано или поздно дожмут — и оно так и случилось.
Всё, что взяли из прошлой жизни
На следующий день после объявления мобилизации я Олега проводил на поезд. На работу я не пошёл. Я вернулся домой. Не было ни на что сил, кроме как лечь спать. Ужасно болела голова, ужасно болело всё. Казалось, что уже не живёшь. А проснувшись, я увидел сообщение от коллеги, что, естественно, я никакую бронь не получил из-за своей открытой антивоенной позиции. А человек, который принимал решение по тому, кто попадет в этот черный список — он сам бывший чекист. Ну что ждать от этого человека? Он точно такой же, как и самый главный бывший чекист.
Тогда уже мы приняли самое последнее самое отчаянное решение, наконец, достать паспорт — и была не была.
Олег: Могли не пустить на границе. Мало ли, вдруг там где-то какие-то списки, а они тогда уже были.
Саша: Мы поговорили. Олег меня тогда перед фактом поставил, что покупает мне билет. До Минска. В Минске мы встретились, а дальше обстановка начала накаляться. Меня пропустили только потому, что я подделал документы: у меня была была записка на фирменном бланке организации, что я направляюсь в отпуск. У меня был приказ об отпуске, к родителям, к семье. У меня был паспорт с пропиской. У меня был готовый ответ «почему не на самолете» — потому что, ребят, я боюсь сейчас, в такое время, летать на самолетах. Но выпустили. Долго вертели паспорт, долго смотрели в мониторчик этого своего прибора. Но выпустили. Это было где-то через неделю после того, как выехал Олег — ему не нужно было ждать оформления транзитной визы. У него была еще действующая шенгенская. У него билет был на руках. А мне требовалось, чтобы литовцы оформили эту транзитную визу.
Я всё-таки пытался как-то мирно уйти с работы. Мне пришлось, конечно, выдумать абсолютно отвратительную историю, сослаться на свое состояние здоровья, что мне нужно срочно уехать в Москву на обследование. Я, конечно, сейчас этого стыжусь, не люблю врать, а тогда врать пришлось. Но по сравнению с тем, как с нами поступили, это мелочь. Когда был в Минске, сообщил, что я не буду возвращаться, что заявление об увольнении в столе у меня лежит, а две недели прошу зачесть в счёт не отгулянного отпуска. Но мне не дали даже по-хорошему расстаться, я так понимаю, меня уволили по статье и даже угрожали, что если не предоставлю какие-то документы, подтверждающие свои слова о состоянии здоровья, то у меня будут большие проблемы. Но в итоге отстали. Но я не могу, например, вернуться к своей профессии, работать удаленно, потому что все мои наработанные связи, контакты — это Калининградская область, а я там оказался, естественно, полностью под запретом. Потому что все в нашей области — а это область строительства — являются подрядчиками государственных контрактов. Практически меня оставили без профессии, которой я гордился и которую я любил.
В Минске мы тоже абсолютно не знали, что делать, куда выбираться дальше.
Часть III: Беларусь-Грузия-Аргентина
Олег: Минск вообще оказал на нас гнетущее впечатление. Очень сыро, холодно, хмуро. И вот эти широкие улицы полупустые… при том, что люди очень-очень добрые, классные.
Устроиться нам помогли, потому что там цены на квартиры были такие, как будто это не Минск, а Париж, какой-нибудь Центральный округ. Даже местные таких цен на посуточную аренду никогда в жизни не видели, какая бы звезда там не приезжала.
И вот мы жили более-менее спокойно, по крайней мере, не мотались из отеля в отель.
А билеты было не достать, потому что для Минска после истории с Протасевичем — на два года раньше, чем для нас, закрылось небо в Европу, и летали только турки и ещё несколько стран, в том числе и Грузия. И мы решили, что полетим в Грузию.
Саша: В Грузии у меня был друг очень давний, который тоже согласился нас, во-первых, встретить, и, во-вторых, какое-то первое время помочь, пустить к себе пожить.
Олег: После Верхнего Ларса мы прекрасно понимали, что с жильём там будет очень тяжко. Мы приехали — и так оно и оказалось. Цены аховые.Там уже постепенно Верхний Ларс начал рассасываться к тому времени, когда мы прилетели, народ тоже поуезжал в другие страны. Мы решили, что мы пока останемся.
Саша: А потом мы нашли жилье и уже тогда стали по-настоящему серьезно думать — а что делать дальше? У меня заканчивался паспорт. Мы пытались обращаться к правозащитной организации, но никто не видел в этом какой-то серьёзной истории. Когда все отказались от нас, мы решили, что будем всё делать сами. Я полетел в Минск податься на новый загранпаспорт. Естественно, мне отказали.
Олег: И мы, по сути, потеряли время. Мы могли бы раньше уехать. Мы думали, что либо нам всё-таки помогут, дадут гуманитарные визы куда-нибудь в Европу, либо, может быть, мы всё-таки долетим до Мексики. Хотя очень дорогие билеты и тоже всё было непонятно: там постоянно менялись правила, то действует этот декрет ковидный, то не действует. В итоге мы поняли, что визу, скорее всего, Саше не дадут. Для визы в Мексику должно быть определённое количество дней до истечения паспорта.
Саша: Полгода. А у меня оставалось четыре месяца.
Олег: В общем, чёрт его знает, мы даже не стали пробовать. Мексика отпала. Мы потратили гораздо больше времени в Грузии, потому что ждали ответа от консульства по поводу паспорта Сашиного. И как только получили ответ — в тот же день решили, что мы улетаем из Грузии.
Саша: И у нас не было другого варианта, кроме Аргентины, чтобы можно было податься на беженцев и жить, не имея паспорта.
Олег: А Аргентина уже тогда была на слуху, были знакомые знакомых, которые уехали и, вроде как, всё у них неплохо. Причём с очень похожим кейсом — тоже с истекающими документами. Мы подумали, что если уж у них получается, то, наверное, нам тоже стоит попробовать. Я, честно говоря, боялся, потому что, ну, это просто очень далеко. То есть для меня Европа ближе, для меня Европа понятнее.
Саша: Но в Германию мы подавались — и нам отказали.
Олег: Но в Германии были хотя бы знакомые, хоть что-то. А здесь вообще никого и ничего. Да и язык совсем другой, который никто из нас не знает. Саша, по крайней мере, знает немецкий, я знаю английский, а испанский не знает никто, ни одного слова. Мы поехали в чужую страну на другой континент через полмира, чтобы просить убежища.
Саша: Самый большой страх был за мой паспорт, потому что его срок действия оставался до начала мая, а мы вылетали в Аргентину 10 марта. Грузия нас выпустила легко, а вот когда мы уже оказались в Стамбуле, в аэропорту и столи на пересадку, там, естественно, мой паспорт моментально вызвал интерес, у меня его забрал сотрудник и так и ушёл с ним. Я думал, я умру. Но, слава богу, спустя пять минут сотрудник гейта подошёл, вернул мне мой паспорт и билетик со штампиком, разрешающий посадку на рейс в Аргентину.
Олег: Это было как в замедленной съёмке.
«У нас тряслись руки, мы не верили, что получилось»
Саша: Мы, конечно, не знали, впустит ли еще Аргентина. Мы очень сильно испугались, увидев, как здесь проходит паспортный контроль. Мы увидели, как это долго, насколько много вопросов к человеку.
Олег: Как люди стоят по пять минут у одного сотрудника, с них снимают отпечатки пальцев, смотрят документы, бронирования, обратные билеты. Но у нас всё достаточно легко прошло. Вот это была точка, где мы выдохнули.
Саша: И уже буквально на следующий день мы связывались с государственным адвокатом, что хотим попросить убежище, нам нужна помощь.
Олег: Пока мы сидели в Минске, уже приняли закон о полном запрете гей-пропаганды. Мы поняли, что всё — тут уже речи никакой не шло о возможном возвращении.
Саша: Да, мне ещё доставалось за то, что я еврей, в том числе и на работе.
Олег: Да, кстати, у него очень ксенофобские такие были коллеги…
Саша: Я вообще не хочу все эти притеснения вспоминать, потому что у меня они были всю жизнь в моем маленьком городке, из-за антисемитизма. Вот самое жёсткое это то, что мне даже пришлось сменить факультет, потому что на том факультете, куда я изначально поступил, была одна преподавательница, она была жесткая антисемитка, она на потоковых лекциях, при огромном количестве студентов, говорила в мой адрес просто неприемлемые, ужасные вещи. Я жаловался. Но кто такой маленький студентик в нашей стране — и кто такой кандидат наук, профессор? В итоге мне пришлось сменить факультет. А уж по ЛГБТ теме сколько притеснений!
Олег: Ну, сейчас с новым законом, я вообще не знаю, как жить в стране. То есть ты не увидишь ничего о себе, о таких, как ты, и ничего не прочитаешь. По сути, половину новых фильмов ты вообще не сможешь посмотреть, и сериалов тоже, потому что там есть так или иначе ЛГБТ-люди в качестве персонажей.
Саша: Да и ладно фильмы, ладно журналы — просто людям запретили быть.
Часть IV: Как живется теперь?
Саша: Я не думаю о России. Я думаю только о семье, которую я не могу увидеть из-за этой поганой страны. Здесь хорошо, нам здесь все рады, все предлагают помощь. У нас есть школа, мы ходим в школу, у нас добрая учительница. Здесь очень добрые люди. Которые все предлагают помочь в чем-то, подсказать, все хотят общаться.
Олег: Мы пошли в школу, чтобы учить испанский. Вечернюю школу для взрослых, естественно. Мы до сих пор пока что туристы, скоро это поменяется и мы будем соискателями беженства, отдадим официально наш кейс на рассмотрение. А до тех пор наша цель номер один — это язык, потому что без него очень тяжело. А уже после этого мы сможем что-то делать, на что то рассчитывать, может, даже какую-то работу найти. Потому что сейчас, по сути, работаю только я один.
Саша: Я пытался смотреть что-то удаленное, но везде в большинстве подходящих вакансий существует приписка, что кандидаты, проживающие вне территории РФ, не рассматриваются. Такой вот рынок труда сейчас в России. Родина отобрала профессию, отобрала семью. У меня всё отобрала.
Олег: В Аргентине экономический кризис, он накладывает, конечно, свои отпечатки на наш быт, на наше обустройство.
Саша: И конечно, самый большой страх — это интервью. Вот буквально на следующий неделе адвокат передаст официально наше дело на рассмотрение и через какое-то время пригласят на интервью. Но по опыту интервью может состояться даже не в этом году. И, конечно, это опять подвешенное состояние. Конечно, очень страшно, если примут отрицательное решение по нашему кейсу. И вот что тогда делать? Я вообще ума не приложу. Паспорта нет. Как дальше жить, если ещё и беженцами не признают? Это будет вообще кошмар.
Олег: Но мы стараемся об этом сильно не думать, надеемся на лучшее. Здесь все-таки страна по-другому немножко устроена. Люди здесь важны и в целом Аргентина — страна иммигрантов, и к мигрантам здесь относятся лучше, чем в других странах
Саша: Да, здесь нет как таковой титульной нации. Если в Грузии вопрос «Откуда ты?» заставлял человека, особенно если он из России, чувствовать себя неловко — здесь это просто вопрос вежливости, потому что это правда интересно. Здесь чувствуем себя гораздо лучше.
Олег: Саша здесь улыбаться больше стал. И мы здесь лучше едим, если честно.
Саша: И самый главный момент — здесь бесплатные адвокаты, причём всё очень удобно сделано: чтобы обратиться, нужно написать на почту, заполнить анкету и всё. Адвокат сопровождает тебя на всех этапах, на апелляции, если вдруг отказывают, на суде. Это всё в Аргентине абсолютно бесплатно.
Олег: Ты просыпаешься, блин, ты в Буэнос-Айресе! На другом континенте! Совсем другой мир, другие люди. Здесь по-другому светит солнце. Здесь другие звёзды, другое полушарие, свои праздники, свои ценности, традиции, своя культура, музыка.
Саша: Хотя экономика, конечно, здесь не радует совершенно — очень хочется вносить свой вклад и помогать этой стране, потому что, ну, любовь с Аргентиной сложилась. Мы, мне кажется, взаимно любим друг друга.
Олег: Мы Аргентину любим. Не знаю, посмотрим, полюбит ли она нас. Вроде как покам любит.